Дирижер Дмитрий Юровский - младший представитель известной музыкальной династии - в крайние два года стал приметной фигурой на музыкальной карте столицы. С его приходом на пост худрука и главенствующего дирижера симфонического оркестра Москвы «Российская филармония» в 2011 году коллектив стал стремительно набирать обороты, завоевывая не только лишь новейшие проф высоты, да и новейшую публику. В марте оркестр со своим основным дирижером сделал 1-ые значимые европейские гастроли, также представил в Доме музыки ряд нетривиальных программ. 14 апреля на данной для нас же площадке оркестр исполнит Симфонию №5 Бетховена и Концерт для скрипки и виолончели с оркестром Брамса (солисты - Лоран Корсиа и Александр Князев). Перед заключительным концертом совместной столичной серии Дмитрий Юровский, совмещающий работу в «Российской филармонии» с должностью главенствующего дирижера Царской Фламандской оперы в Антверпене и Генте, поведал РИА Анонсы о собственных отношениях с оркестром, о особенностях российских СМИ и ситуации в Большом театре. Беседовала Лена Чишковская.
- Дмитрий, завершается 2-ой сезон вашей работы с оркестром. В течение крайнего месяца вы работали чрезвычайно плотно, было несколько новейших программ в Москве, 1-ые совместные забугорные гастроли. Какие чувства?
- Крайние недельки были чрезвычайно насыщенными. В Москве мы провели два концерта в Доме музыки, четыре выступления было на гастролях, один концерт у вас, в РИА Анонсы. Я рад таковой интенсивности. Для меня чрезвычайно принципиально, что оркестр сохраняет определенный уровень, даже когда нет сил, когда томные погодные условия, когда переезжали на гастролях каждый день - из Румынии в Болгарию, в Турцию, в Австрию. На физическом уровне это было непросто, но под давлением событий оркестр показывает фаворитные свойства. И это основное, так как тут как в спорте - лишь в системе соревнований ты показываешь, на что вправду способен, а не дома, в родных стенках. Кульминацией лично для меня стало выполнение «Весны священной» Стравинского в Москве. Оркестр чрезвычайно вырос, и конкретно с сиим соединены мои чувства. Хотя бы раз за сезон обязано быть такое время, когда ощущаешь, что вот конкретно на данный момент оркестр поднялся еще на одну ступень.
- Как оркестр воспринимали в Европе?
- Когда выступаешь в таком месте, как Софийский филармонический зал либо Брукнеровский зал в австрийском Линце, где неописуемые музыкальные традиции, это большая ответственность. И могу огласить, что воспринимали нас великолепно. В центральной австрийской прессе, в Neues Volksblatt, Oberösterreichische Nachrichten, были восторженные статьи. Это для меня было сюрпризом. Я вырос в немецкоговорящей стране, знаю сдержанный стиль их публикаций и просто не ждал таковых рецензий. Аплодисменты, красивые отзывы - это все чрезвычайно приятно, тешит самолюбие, но, естественно, дело не только лишь в этом. Во время концертов каждый человек - и в зале, и на сцене - чувствовал, что происходит что-то особое. А когда нет рутины и повсевременно вырабатывается адреналин, работать просто. В Болгарии мы игрались на «бис» увертюру к «Руслану и Людмиле», и у нас таковой лихой темп закрутился! А на концерт пришли музыканты Софийского филармонического оркестра. Они стояли за сценой, смотрели в особый «глазок» в двери. И опосля данной для нас увертюры один музыкант отошел от двери и выдохнул: «Ух, весь глаз в канифоли». И правда, было чувство, что от смычков дым валил. И это не только лишь на гастролях, в Москве такое состояние тоже не уникальность. Коллектив чрезвычайно чувственный, и ежели его «зажечь», то приостановить уже фактически нереально. Моя задачка заключается в том, чтоб все точно рассчитать. А то эта «лошадка» и в обрыв может унести. И это то, чего же в западных оркестрах ни в какой стране мира не отыщешь. Я могу это утверждать, имея опыт сотрудничества с чрезвычайно почти всеми коллективами. Много оркестров с высочайшим техническим уровнем, к которому нам необходимо стремиться, но в плане чувственной отдачи здесь неповторимая ситуация. У нас оркестр - как крупная семья. Люди друга за друга радуются, огорчаются, празднуют чужие победы, сочувствуют чужим неудачам - это то, чего хотелось бы сохранить как можно подольше. Так как конкретно это делает работу для всех праздничком, а не исполнением нудных обязательств.
- В отличие от вашего брата Владимира, который в Госоркестре должен возродить не только лишь проф традиции, да и веру людей в себя, для вас достался фактически безупречный коллектив…
- Мне подфартило. Я не могу давать оценку собственному предшественнику, но, придя сюда, я не увидел, что люди подломлены. Просто у их не было творческого фаворита, которому бы они верили, но была творческая жажда. А когда есть жажда, ее просто утолить. У Владимира задачка совершенно иная - чрезвычайно знатная, да и чрезвычайно тяжелая. Что касается меня, то я вправду рад, что у меня есть «Российская филармония», и я не стал бы ее поменять ни на какой иной оркестр.
Владимир Юровский: искусство быть может беспартийным, но не бессовестным >>
- Вы человек, воспитанный в традициях западной культуры, а работаете в Рф. Как для вас уютно в Москве, тяжело ли привыкать к нашим реалиям?
- Привыкать непросто. Я ведь уехал в 9-летнем возрасте. В отличие от почти всех сверстников, мне удалось сохранить язык, спасибо семье. Но приехав сюда опосля 19-летнего перерыва, я многого не осознавал. Мои предки молвят на языке совершенно остальных времен, и у меня он тоже законсервировался, потому почти все новейшие выражения были мне неопознаны. Но когда есть корешки, адаптируешься быстро. Я не знаю, сколько времени пройдет, пока я стану своим, да и чужим тут я себя уже не ощущаю.
- Как воспринимаете бессчетные скандалы, которые на данный момент происходят во почти всех русских театрах и оркестрах, и то, как освещают эти действия СМИ? К примеру, действия в Большом театре?
- С Огромным театром дошло до того, что даже желтоватая германская пресса стала печатать о нем репортажи. А это газеты, которые никогда не пишут ни о каких культурных событиях. Мне это чрезвычайно нравится. С одной стороны, то, что происходит в Большом театре, печально. А с иной, когда это дискуссируется людьми в овощном магазине - это замечательно! На Западе как раз этого не хватает. Лучше пусть дискуссируют «желтизну», чем вообщем ничего не дискуссируют. Так как я вырос там, то непревзойденно знаю, как приходится биться не на жизнь, а на погибель за каждое культурное мероприятие, чтоб это хоть кого-нибудь заинтриговало. А тут флегмантичных людей нет.
- Вы были с оперой Огромного театра на гастролях - дирижировали «Евгением Онегиным» в Испании. Планируете ли предстоящее сотрудничество?
- Я чрезвычайно чту Большой театр. Для меня это особенное место, так как я вырос на его наилучших традициях. Но ежели говорить о работе, другими словами достаточное количество эпизодов, которые принуждают меня относиться к перспективе сотрудничества прохладно. Я никогда не скажу «нет», да и биться за право работать в Большом не буду. Осознаете, ежели говорить о старшем поколении артистов, то я фактически всех знаю с юношества. Но когда я вхожу в театр, чувства, что можно вдохнуть полной грудью, нет. Чрезвычайно уж там много подводных течений. Не то, что левая рука не знает, что делает правая, по-моему, там голова не знает, сколько у нее вообщем рук. На данный момент открылась еще одна сцена, а работать на две площадки чрезвычайно тяжело. Я это знаю, так как Фламандская опера работает на два городка. Когда театр репертуарный, то координировать работу неописуемо трудно. Большой пока что в процессе поиска. Я желаю им фуррора, но рад, что не должен участвовать в интригах и склоках.
- Одно дело чужие скандалы, и совершенно другое, когда это случается с тобой. Недавний вариант, когда пианист Андрей Гаврилов сбежал через пожарный выход прямо перед концертом, оставив вас разъясняться с публикой, удалось пережить без значимых утрат?
- Меня эта ситуация, естественно, не повеселила. Была затронута официальная сторона бизнеса, ведь пианист нарушил определенные контрактные условия, потому этот вопросец решается в суде. А что касается чувств, я в жизни стараюсь никого не судить. Одно могу огласить: если б такое вышло с музыкантом среднего уровня, к которому я не испытываю никаких эмоций, меня бы это не так задело. Но когда это происходит с легендой, музыкантом в прошедшем с большой буковкы, это чрезвычайно больно. Тяжело следить за тем, какая происходит деградация и с проф и с людской стороны. Я помню, в неких статьях было написано, что дирижер не мог скрыть свою удовлетворенность, когда объявлял, что концерт будет играться иной пианист. Откуда это взялось? Никакой радости я не испытывал. Меня убивала эта ситуация, когда я знал, что на данный момент нужно идти на сцену и выносить все это на публику. Я осознавал, что играться с Сашей Гиндиным, не порепетировав ни минутки, не успев сговориться, - это то, что ведет к потере здоровья. Но есть во всем этом и положительная сторона. Музыканты были на пределе, адреналин бил фонтаном, и, возможно, потому итог был таковым, какого нам, может быть, не получится уже повторить даже и опосля 10 репетиций. Так бывает, когда встречаются музыканты определенного уровня. Но это, естественно, не обязано стать правилом, потому перед концертом в РИА Анонсы мы с Гиндиным порепетировали.
Дирижер Дмитрий Юровский во время концерта Симфоническего оркестра Москвы "Российская филармония"
- Вы в 1-ый раз игрались в зале РИА Анонсы. Какие воспоминания?
- Сначала было надо к нему привыкнуть. Зал вытянут, потому оркестр посиживает незначительно не так, как традиционно. И еще в зале все чрезвычайно отлично слышно. Я надеюсь, что это был не крайний раз, так как, играя в таком месте, есть стимул улучшать техническое мастерство. Единственное, что несколько сбивало, - это огромные боковые экраны. Они чрезвычайно высококачественные, но передают изображение в настоящем времени с маленькой задержкой. А так как музыканты посиживали на одной полосы не всем было комфортно глядеть на меня, то некие оркестранты смотрели на экраны. Это было небезопасно для общего целого. Но в остальном мне чрезвычайно понравилось. Беря во внимание энтузиазм к классической музыке в Рф, ваш зал быть может чрезвычайно увлекательной и новейшей площадкой, где может быть общение с публикой. Таковая практика есть в Бельгии. Опосля концерта люди имеют возможность пообщаться с музыкантами, задать им какие-то вопросцы. Сейчас ведь коммуникация в искусстве, когда хоть какое произнесенное слово либо сыгранная нотка в одну секунду могут облететь весь мир, играет чрезвычайно важную роль. Потому завлекать новейшую публику личным общением, когда есть чувство диалога, чрезвычайно принципиально и любопытно. И мне кажется, что зал РИА Анонсы к этому располагает. К тому же, постоянно отлично, когда возникает возможность осваивать новейшие площадки. Со последующего сезона мы будем играться в различных залах, у нас добавятся Зал Чайковского и Большой зал консерватории, в которые прогуливается своя собственная публика. И это чрезвычайно здорово, что мы можем делать программы, рассчитанные на разную аудиторию.
- Вы не раз говорили, что любите работать с певцами, тут же, в основном, занимаетесь симфоническим репертуаром. Нет желания его разнообразить?
- Это не столько любовь к певцам, сколько любовь к театру. Такового желания нет, так как к симфонической партитуре я подхожу как к театральному произведению и постоянно стараюсь отыскать некий сюжет. Ежели это программное сочинение, то ничего и выдумывать не нужно, все написано. А в Пятой симфонии Бетховена, которую мы будем играться в воскресенье, таковой сюжет необходимо придумать самому. И это чрезвычайно увлекает, так как сюжет этот - в зависимости от оркестра, от событий - постоянно различный. Не так давно Пятую симфонию в Москве играл оркестр Баварского радио с Марисом Янсонсом. Конечно, мы сыграем по-другому, у российских другое осознание данной музыки. Но основное, чтоб это было на высочайшем техническом уровне и с учетом стиля, определенных традиций.
- Работая с «Российской филармонией», вы сначала решаете творческие задачки коллектива либо свои собственные?
- Мы совместно развиваемся. Мало жалко, что я не могу проводить тут столько времени, сколько хотелось бы. И в последующие два-три сезона ситуация навряд ли поменяется - уже подписаны контракты с западными оркестрами и театрами.
- К тому же вы остаетесь основным дирижером Фламандской оперы в Антверпене и Генте…
- Да. Там я имею возможность работать на довольно высочайшем уровне и делать те наименования, которые желаю. Иной вопросец, что не постоянно удается работать с хорошим составом певцов, но с сиим ничего не поделаешь. В театре есть интендант, он подписывает контракты, потому время от времени приходится идти на некий компромисс. Мне нравится, что тот оперный репертуар, который мне нужен и увлекателен, я имею возможность ставить. Но уже на данный момент могу огласить, что в театре я проведу еще несколько лет, а позже необходимо будет глядеть - что все-таки далее. А вот что касается «Российской филармонии», то это как раз тот вариант, когда я могу для себя представить и 10 и 20 лет совместной работы. В этом разница. Здесь совсем иная перспектива, остальные горизонты. И еще больше способностей.